Банально забыли в тайге…Евгений Прокудин

Во-первых, когда начальник топографической партии предложил мне пойти трехдневную экспедицию одному. Это должно было сразу насторожить, ведь по правилам техники безопасности не положено геологу одному, даже на такое плевое задание.
Во-вторых, когда борт оказался не родной «ЯмалГеофизики», а попутный… такое бывает, когда нет денег на проект, да и просто ради одного человека… Ну, и, в-третьих… Почему я не пришел в диспетчерскую, а позвонил… это была моя роковая ошибка… Ведь знал, что диспетчер работает последний день перед отпуском, ведь слышал по голосу, что уже датый, но понадеялся на авось и на слова авиадиспетчера: «Да, записал, да внесу я в вахтенный журнал»…
…И ведь работа была плевая — пройти от берега реки до тригопункта, осмотреть, оценить его состояние, подготовить площадку для посадки вертолета с топами… …И шло то все как по маслу, с борта МИ-8 с первого захода нашли тригопункт, даже посадочная площадка была в сносном состоянии, но так как я был налегке и один, то прыгал с зависшего борта. Зато не надо было нести поклажу 2-3 км с берега реки. И все было бы здорово, даже замечательно, если бы меня не забыли…

Экипаж вертолета улетел дальше по своему маршруту в Баваненково, главный инженер стал и.о. директора на время отпуска шефа, а диспетчер уехал отдыхать в Анапу, забыв внести мою экспедицию в вахтенный журнал. Такое случается иногда и не всегда хорошо заканчивается… Мысли выстроились, и стало как-то легче и понятней… что надеяться надо только на свои силы и идти надо строго на север или северо-восток, но попасть на тундру около Пангод не хотелось бы.

День восьмой

Восьмой день! Весна на крайнем севере очень скоротечна, быстра, распутна… половодья, цветения тундры… Проснувшись в 6 утра от вибрации и пронзительного звука часов… часы — это единственное, что связывало меня с миром, живым миром, миром потребителей и технологий, миром материальных ценностей. Да часы… мне их Лена подарила, и, может, благодаря ним, я еще живой.
..Лена, милая моя, и как она заметила, что в каждом журнале, на каждом рыболовном сайте я обращал на них внимание… Да уж… и часы, и компас, и высотометр, и, главное, будильник… Именно он дает мне хоть какой-то режим.
Утро выдалось прекрасным, это я понял даже сквозь брезент. …Но силы покидали меня, и я судорожно думал, что бы еще выкинуть, я ослаб, потребляя лишь отвар из прошлогодней клюквы! В рюкзаке не было ничего лишнего — нож, брезент, рулон целлофана, две пары носков, одни из которых я использовал для приготовления еды — процеживал отвар и хранил найденную клюкву — единственный источник витаминов весной. Клюква после зимы сладка…
На восьмой день мысли стали путаться… были чёткие, но к мыслям пришло волнение за самых родных моих людей… мой смысл жизни, моя любовь… благодаря кому я каждый день борюсь… Леночка моя, милая и дочка… дочка Машенька — весь смысл моей жизни…
Я отогнал эти мысли. Так, не думать, не раскисать! Так, надо вставать и идти… Меня ждет моя семья. Я дойду и я выживу!
Поднимаясь из шалаша, сделанного на скорую руку, я обратил внимание на близ стоящую лиственницу. Как же быстро распускается листва… благоухает, цветет… Господи, как же красиво весной в лесу!
Я уже не мог взвалить на себя рюкзак, хотя его вес был не велик. Я надевал его лежа и потом, держась за ствол дерева, поднимался на ноги. Умывшись, почистив зубы (гигиена, прежде всего, это я ещё с армии уяснил), я решил идти по 2 часа потом отдых, и так раз 5 за день. До этого я шел по 4 часа, потом по 3.
Отпив отвара клюквы и брусничного листа, я почувствовал боль в желудке… «Только не это», — пронеслось в голове, — «только не гастрит или язва…» Но отогнав эти мысли, сверившись по часам, где север, я двинулся в путь…

При ходьбе сознание то покидало меня, окуная в руки моей маленькой дочки и любимой, то возвращало меня в реальность… После четырех часов по маршруту, я как зверь учуял запах гари… не той гари, которая идет от костра, а именно какой-то от жизнедеятельности человека… В лесу мои чувства сильно обострились, и я доверял своему обостренному чутью… я превращался в зверя.
Хотя запах, разносимый ветром, был в стороне от моего пути, я решил проверить его источник….
Пробираясь сквозь пойменный валежник, я споткнулся о торчащий гнилой пень, не удержав равновесие я свалился на бок, не в силах подняться… рюкзак с поклажей предательски давил мне на плечи, а сапоги казались сделаны из свинца.
Я лежал, беспомощно раскинув руки, и смотрел в небо. Какое же красивое небо на севере, какое выразительное… выразительные облака проплывали надо мной как бы играя, принимали разные формы… вот облако похоже на торт, а вот проплывает силуэт лица, а вот это похоже на чашку капучино.
Погода была прекрасная, солнце стояло в зените, щебетали птицы, жужжал вечно деловой шмель. «Не самое лучшее время, что бы умереть», — пронеслось у меня в голове. Я закрыл глаза, в сознании стали проплывать картины из детства, первая рыбалка, как учился на велосипеде кататься, как впервые встал на коньки… Как же хорошо лежать в кровати… что случилось, почему я дома? Да какая разница почему… главное, что дома, нос щекочет запах еды, спокойствие и уют… не хочу выходить из этого состояния! «Любимый, просыпайся, и так до обеда проспишь! Я лагман приготовила, вставай кормить буду!» — Лена склонилась надо мной и нежно поцеловала в губы, ее волосы коснулись моего лица, ее запах, ее прикосновение, ее флюиды заставили моё сердце биться чаще, я, не открывая глаз, протянул руки, что бы обнять ее, но руки взмыли в воздух, не встретив сопротивления.
В испуге я открыл глаза. Солнце все так же стояло высоко в зените, а облака все так же неспешно проплывали надо мной, лишь рой вездесущих комаров окутал моё лицо….
Надо вставать, вставать чего бы мне этого не стоило… «Вставай, доходяга ленивый», — выругался я на себя. Так, сначала одну руку, потом другую… Вынимая руки из лямок рюкзака, я все освободился. Надо встать, ухватившись за близрастущий куст краснотала. Я потянулся, встал на одно колено, затем на другое, выпрямился и вот уж стою на слабых ногах, покачиваясь и трясясь как осиновый лист.
Ветер все отчетливей доносил запах гари… все четче я рисовал себе картины в голове. Решив дойти до источника запаха налегке, я взял из рюкзака лишь спички, нож и «волшебную банку», так называли примитивную рыболовную снасть геологи. Снасть состояла из вскрытой консервной банки с крышкой загнутой вовнутрь, толстой лески и блесны, примитивное подобие безынерционной катушки (кидаешь блесну, поворачиваешь банку параллельно заброса, выматываешь перпендикулярно).
Пробираясь по пойменному валежнику, остатки которого после пожара превратились в скульптуры, идолы и прочие мистические фигуры, сквозь молодую поросль березняка, я увидел гладь воды, отливающая на солнце всеми цветами радуги.
«Ну, вон, не зря банку взял, может, удастся и поймать что-нибудь, — пронеслось в голове. Подходя к озеру, заметил отходящую от берега рыбу. — Ну что ж найду я или не найду источник запаха… думаю сегодня я останусь на ночь тут, на берегу этого озера или старицы. Надо попробовать добыть еды и выспаться».
В этот момент зуммер в часах оповестил о четвертом часе ходьбы. В размышлениях я не заметил, что стою на еле заметной тропе, тропе созданной человеком. В этот сезон по ней не ступала нога, да и, судя по пробившимся растениям, в прошлом тоже. Но это были первые следы за восемь дней! Это был маленький, но шанс скоро вернуться домой.
Идя по тропе, я всматривался в следы, но весеннее половодье смыло все, что могло напоминать о присутствии человека. Лес как будто расступился, и я вышел на высокий берег старицы… солнце ласкало лицо… Я вышел на поросший травой берег, но на берегу заметил присутствие людей. Держи для сушки сетей, колы для установки их же, между двух деревьев натянут провод-полевик… на краю берега вкопанный столик и скамейка… у
Улыбка не сходила с моего лица. Когда я присел за стол, нега навалилась на меня. «Совсем не плохо» — подумал я. Но надо искать хоть какую нить посуду, т.к. желудок напоминал мне, что на отваре клюквы я долго не протяну.

Пройдя буквально десять метров, я увидел небрежно разбросанные вещи… «Да это же клад!» — пронеслось у меня в голове. Кружки, чайник, пластиковый ящик, какая-то хлебница, станина под установку казана, все это лежало между прибрежных кустов. Я понимал, что где-то рядом спрятана от посторонних глаз изба или зимовье, но найденные вещи так меня обрадовали, что я забыл про усталость и шарил по кустам в надежде найти что-нибудь ещё. Чуть дальше на тропе мне в лицо сверкнул солнечный зайчик… Я аж остолбенел, — свет отражался от окна небольшого жилища, стены которого были обтянуты плёнкой от изоляции газопровода, окна, а главное, трубу… Значит, есть печь, а значит, меня ждёт тепло и пища…
Подойдя ближе, я заметил, что дверь была настежь открыта, нижняя петля на двери сорвана, а перед входом валялся старый матрас.
Сердце от радости забилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Я с трепетом, с осторожностью приоткрыл дверь, не решаясь войти. Сбоку избы висели капканы, судя по размеру на ондатру, внутри на стенах висели сети, довольно качественно сделанные, но забитые прошлогодней осенней листвой. Видимо люди собирались второпях, может, прошлой осенью, а, может, ещё позже. Спешили уехать, пока по реке шуга не пошла… стоп… река… не может быть, что такое количество сетей ставили в этой луже, вернее небольшом озере.
Переступив порог, я споткнулся о поленья, лежащие на земляном полу по всей площади, видимо половодье затопило избу, и поленница расплылась. Слева стояла печь… настоящая металлическая печь! Над ней были натянуты шнуры для сушки одежды и наверху лежали аккуратно уложенные поленья и свертки бересты. Но то, что я увидел дальше, заставило меня радоваться в голос… На столике между двумя высоко сколоченными нарами лежало просто предел моих мечтаний! Три «Доширака», пачка макарон, две банки свиной тушёнки и пачка чая «Бодрость»! И я в полной мере оценил неписаное таежное правило — оставлять в жилище еду, чай, спички. Это правило сродни военному уставу, написано кровью и спасло не одну жизнь путнику.
Я присел на нары, не веря сам себе, вглядываясь в мелочи, желая понять, кто же хозяин этого жилища и, как сюда добираются, так как не заметил ни запчастей к снегоходу и к лодочному мотору… Должны быть какие-то мелочи: свечи, канистры из-под бензина или масла, ключи свечные, молоток…
Я вспомнил про вещи, которые оставил неподалёку. Забыв про усталость, я быстро сбегал за ними, и уже по-хозяйски расставлял все на свои места. Ощупав матрас и ощутив влагу, первым делом решил затопить печь…

«Зачем тебе такой нож?»

Верхние поленья не тронуло половодьем, но размер их был таков, что разжечь их сразу не удалось бы, оглядевшись и не найдя топора, решил применить нож. Вот именно в такие моменты, когда вопрос стоит ребром и понимаешь его ценность и стоимость… Полено легко поддалось под натиском ножа и с хрустом одарило меня щепой, сначала одной тоненькой. Потом, поняв потенциал своего инструмента, я нарезал более серьёзные бруски для быстрой растопки…
«Зачем тебе такой нож?», — с ухмылкой и издевкой интересовались мужики на работе, — «За такие деньги мог ружье б. у. купить, и нож магазинный, все эти заказы у кузнецов — это понты»… Вот теперь у меня есть весомый аргумент, только бы живым добраться… За этими мыслями я затопил печь, она одарила меня теплом, окутала каким-то уютом, лаской, а чайник забурлил….
Есть ли у вас блюдо, попробовав которое, вы запомнили на всю жизнь? Сейчас после такого вопроса многие будут доставать из памяти омаров, экзотику всякую, отведанную в отпусках на пляжах Таиланда. А у меня был «Доширак»! Залив упаковку кипятком, я так тщательно вдавливал все содержимое приправ, думаю, растер до молекулярного уровня. Запах от еды кружил голову, тепло окутало меня своим одеялом, усталость многотонным мешком давило на плечи, а главное, я скинул болотные сапоги! Ноги блаженствовали. Я сидел босой в энцефалитке, надетой на голое тело, и просто наслаждался.
Восторгу моему не было предела, когда увидел пачку «LM» стоящую в углу подоконника. Распечатав её трясущимися руками, я пытался прикурить, но успех меня ждал лишь на третьей спичке… Горький дым вошёл в мои лёгкие, усталость и, так давившая на плечи, усилилась, появилось головокружение и после третьей затяжки моя голова непроизвольно приземлились на отсыревшую за зиму подушку. Запах, а вернее вонь от сырого пера, ударила в нос не хуже нашатырного спирта, но сил хватило лишь повернуться на спину, и провалился в сон.
Не могу сказать, сколько я проспал, но проснулся от запаха псины и чувства тревоги, я бы даже сказал животного необъяснимого страха. Как описать этот запах городским жителям? Вот вы заходили в лифт после того как там ехала мокрая овчарка? А это раз в 10 сильнее. Резко открыв глаза, я машинально схватился за нож…

Встреча с Хозяином

Чувствуя, что у избы кто-то есть, и, проанализировав задним числом ситуацию (сломанная дверь, разбросанные предметы), я стал понимать, что причиной этого бардака не половодье, а он — Хозяин тайги! Я тихо прижался спиной к стене, подобрав босые ноги под себя, всматриваясь в дверной проем сквозь сети и одежду… Вот! Сердце выдало тысячу ударов, когда в приоткрытой двери промелькнул бок зверя… Какого-то рыже-серо-бурого цвета… Вонь ударила мне в нос. Еле сдерживая ком у горла, затаив дыхание, всматриваюсь в щель отделяющую косяк от двери. «Вот так всегда, полоса чёрная, полоса белая, а в конце жопа», — пронеслось у меня в голове….
Страх сковал меня. Я, конечно, слышал истории как раньше с рогатиной на медведя ходили, и, что в теории он встаёт перед ударом на задние лапы, и в этот момент можно нанести смертельный удар ножом, но оставлю это диванным теоретикам, а пока я сидел, не дыша, на нарах и ждал развязки. То, что произошло, можно писать в триллерах… Это были считанные секунды, может даже доли секунды, но считаю, что седые волосы на моих висках именно оттуда.
Дверь резко отвалилась… Не просто резко, а на хрен слетела с единственной петли, и в проёме вальяжно появился он… Запах от медведя после спячки я запомнил на всю жизнь… От страха я заорал с такой силой, что, по-моему, даже птицы с деревьев попадали, схватил чайник со стола и с животным криком кинул его в медведя. Как и полагается в таких моментах, я промазал. Чайник ударился о печную металлическую трубу, которую не чистили очень давно, нагар с трубы с громким треском упал в печь, выкинув столб дыма, пепла и гари, медведь от такого поворота событий пытался развернуться и боком прижался к раскаленной печи, издав жуткий рев, и, окатив избу запахом паленой, шерсти исчез.
Наступила просто гробовая тишина, мое тело трясло ознобом, запах дыма заполонил избу, но я так и сидел, вжавшись в стену не решаясь выйти. Осознание, что все прошло, вернулось благодаря боли… Мне свело руку, в которой я продолжал сжимать нож. Ни запахом, ни звуком зверь себя не проявлял, я решил выйти на воздух, т. к. голова стала кружиться от дыма. Я не обулся, и, пройдя пару шагов, почувствовал, что ступил босой ногой во что-то тёплое… «Ну как так-то… такой большой и суровый зверь, а такой недуг имеет?» — пронеслось у меня в голове. В общем, на собственном опыте столкнулся с медвежьей болезнью в самом прямом смысле этого слова.
Не буду подробно описывать девятый день, так как его можно было назвать хозяйственно-бытовым, я мылся, стирал одежду, варил макароны с тушенкой, поймал несколько щук. На рыбалке меня удивило, что на довольно крупную блесну (знающий рыболов поймет, что такое сорокаграммовый шторлинг) при каждом забросе я вытаскивал язя очень приличного или, как сейчас модно, говорить, трофейного размера.

Тук-тук…

Вечер девятого дня был переломным в моем путешествии. Сидя на берегу озера, я отчётливо услышал глухой стук, быстрая такая дробь: «Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук…» Именно глухие парные удары… Это не был стук колёс поезда, что-то другое, но я понимал, что источник звука — человек. Собравшись с силами, высушив одежду, пополнив свой рюкзак провизией, я выдвинулся на поиски звука. Компас уже не являлся для меня ориентиром, я шел доносящийся время от времени на звук. Я с легкостью обошел озеро, переходившее в ручей, и перебрался на другую сторону. А вот ручей вдоль и поперёк был завален валежником после низового пожара, и дальнейшее продвижение показалось кошмаром. Весь берег зарос ивняком, красноталом и кустами жимолости, которые в прямом смысле вязали меня по рукам и ногам. Лишь во второй половине десятого дня моему взору открылась большая песчаная коса с почти белоснежным песком… Ветер играл ветками деревьев, а комары перестали досаждать.
Хочу на секунду отвлечься и обратиться к путникам, которые живут, ночуют, а, главное, будут жить в подобных жилищах. Бродяги, по возможности, кроме чая и тушенки, оставляйте в избах средство от комаров.
Мне пол пузырька «ДЭТЫ» жизнь спасло, т. к. к десятому дню моих странствий, комаров стало просто полчище, а к ним ещё и мошка примкнула.
Я стоял и всматривался в песчаные берега реки, пытаясь вспомнить топокарты и понять, на какую реку я вышел… Лонгюган или Левая Хетта, других вариантов нет, но и та, и другая впадают в Надым, а там и посёлки… Так в раздумьях я простоял не менее получаса пока мои мысли не прервал все тот же глухой, но уже более отчетливый звук: «Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук…» Надо идти на звук, хоть это было совсем не логично, так как раздавался он вверх по течению реки, но я знал витиеватость и изогнутость северных рек — идти вниз по течению можно месяц.
Шел я довольно легко, так как песок высох, образовав подобие наста… Главное, что бы звук повторялся, только бы не потерять его, иначе столько сил будет потрачено зря. Уже ввечеру, а сколько времени можно было определить только по часам, так как солнце при полярном дне стоит в зените, я вышел на излучину реки, где она делала крутой поворот или даже петлю и увидел перед собой опору ЛЭП…
Это был хоть малый, но шанс попасть домой… Подойдя к опоре ЛЭП, я увидел довольно свежий вырубленный профиль или, как обычно называют, вырубку или просеку…
Скоро сказка сказывается, да не скоро можно выйти из тайги… Я не стал торопить события, а решил отдохнуть перед финальной битвой с природой… Сняв с плеч ненавистный рюкзак, я начал готовиться ко сну…
Я набрал елового лапника, что в пойменном лесу не составило трудностей, и устелил им пол своего шалаша, кинув сверху брезент. Получилась вполне комфортная постель, осталось только подкрепиться и спать.
Я достал из рюкзака пластиковою бутылку с рыбным отваром, так как ухой это не назвать — рыба, в данном случае щука, отварена с солью и чёрным перцем горошком, найденными в избе, вынута из кастрюли, отделена от костей, размолота в фарш и опущена обратно в отвар. В Карелии это блюдо называли «Макало», «Маконина», а для рыбаков проще назвать «юшкой». Так же я ел импровизированный «хлеб» — измельченные в муку обухом ножа макароны, добавил воды и запек на сковороде… Итак, поужинав вполне сносно, я довольный собой лёг спать…
Но, не так просто уснуть, когда над тобой вьется рой гнуса… Вот тут и пригодилась «ДЭТА»… Намазав все оголенные части тела, натянув капюшон энцефалитки на лицо, я погрузился в дремоту… Сном это было тяжело назвать, весь организм вслушивался в тишину в надежде услышать долгожданный «тук-тук». В конце концов, усталость потихоньку овладела мной, и я провалился в дремоту. Не знаю, сколько я был в состоянии сна, но проснулся я от чёткого звука «тук-тук… тук-тук…», который теперь слышался гораздо отчетливее, чем день назад. Умывшись и глотнув юшки, я с полной уверенностью выдвинулся в сторону звука… Не знаю, что мне давало такую уверенность, но самое тяжёлое — брезент и целлофан — я оставил на берегу реки.
По дороге мысли относили то в школьные времена, где я вспоминал своего учителя физкультуры, то эту командировку, то вспоминал жизненные уроки моего отца, охотника и рыболова, — как он учил меня сети ставить, снимать шкурку с белки и ондатры… Вспомнил, как прилетел в топографический отряд и человека с «большой земли» встретили мясом, добытым на охоте, представив его дикой уткой, и, когда посмотрев на кости, я задал вопрос, что мы все-таки ели, ответили: «Понравилась ондатра?»
Стоп! Вот он звук «тук-тук… тук-тук…», но уже с другими шумами… И тут меня осенило, что это за звук! Это машины едут по бетонной дороге и «тук-тук» — глухой стук шин на стыках дорожных плит! Как же я сразу не понял! От Надыма отходит две дороги, одна на север в сторону Нового Уренгоя, она в асфальте, вторая — на юг, в сторону Хантов, она ещё не доделана, но большей части сложена из плит! Значит я где-то рядом…
Усталость как рукой сняло, я прибавил шаг и скоро уже стоял перед дорожной насыпью метров десять в высоту. Но, черт возьми, я вышел на дорогу! Сердце колотилось, как мотор, я ликовал! Я победил себя, стихию, природу! Я справился! Я выполз, именно выполз, так как песчаную насыпь преодолевал на «полном приводе». Всё теперь домой, теперь я точно жив!
Я сидел на обочине дороги, наслаждаясь жизнью, ощущая себя чем-то целым с этой пробуждающейся природой, я понимал, что мне уже некуда торопиться, что борьба за жизнь закончена, и я вышел из этой схватки победителем! Природа расцвела, словно благодарила меня за выносливость и тягу к жизни! Я вдыхал аромат молодой лиственницы, кокетливо распустившей молодые иголки, и, пуская смолу по грациозному стволу. Меня одаривала прохладой берёза, шурша на ветру молодой листвой. Даже назойливые комары сдались и лишь роились вокруг, не решаясь сесть. Я сидел, подставив лицо весеннему солнцу, а в небе надо мной вальяжно и пафосно танцевали свой брачный танец гордые орланы, распустив крылья, медленно парили влюблённой парой над просторами пойменного леса.
Мою негу прервал все тот же знакомый глухой звук, приближающийся слева… Я так и сидел завороженный происходящим, когда в горке появился бензовоз «Урал», натружено вскарабкиваясь на сопку. Бензовоз поравнялся со мной, а потом проехал мимо, а я так и не мог ни встать, ни сказать слово, ни даже рукой махнуть… Так и сидел на обочине, наблюдая за происходящим как в кино. Жизнь на крайнем севере научила людей не быть безучастными к другим, проехав метров двадцать, «Урал» со скрипом остановился, урча уставшим двигателем, а потом медленно стал сдавать назад. А я так и сидел, завороженный происходящим.

Лена
Я стоял перед порогом квартиры и думал: «Моя бедная, любимая девочка, моя Лена… Сколько ей пришлось пережить, выплакать слёз за время моего отсутствия! Сколько пробегать в милицию, МЧС и т. д. Ведь за эти 11 дней ей досталось больше чем, мне. Ей досталась неизвестность».
В поселке Сеяха рыбаку, не вернувшемуся через 9 дней, ставят памятник на кладбище и справку семье дают, а тут 11. Я стоял перед дверью и чувствовал вину перед Леной за произошедшее, чувствовал, что из-за меня ей пришлось многое пережить, что она не спала ночами, плакала день и ночь… не тушила свет в коридоре…
Я стоял, опершись на дверной косяк, не решаясь позвонить в дверь! Чувство усталости, голода, страха и боли исчезли. Осталось только желание обнять свою любимую, запустить руку в ее волосы, вздохнуть ее запах, взять на руки и кружить, кружить, кружить… Я нажал… Как то прерывисто и коротко, как бы закашлявшись, раздался звонок… Звук знакомых шагов секундно ласкал мой слух… Поворот дверного замка…
Господи! Ощущение, что это длилось целую вечность! От волнения я стал слышать свой пульс в ушах. Дверь открылась и на пороге стояла она, моя Лена…
«А почему не спрашиваешь «кто?» — хотел я пошутить, но увидел ее глаза не смог. В ее глазах было все: и бездонная любовь, и нежность, и волнение, и желание меня убить на месте. «Леночка, это я», — только и смог я произнести. Из глаз любимой потекли слёзы, нижняя губа, подбородок затряслись. Прижала меня к стене, вся дрожа, шептала мне на ухо: «Женя, Женюшка, живой… Я знала, что живой!» Все ее тело, все ее нутро дрожало… «Да что со мной будет то?» — хотел было произнести я, но губы Лены прервали меня. В ее поцелуе было столько страсти, столько нежности, столько любви, что мои ноги ослабли. Все мои органы чувств были обращены только к этому поцелую.
Вспоминая сейчас тот момент, могу сказать уверенно, что была бы возможность, я бы повторил свои истязания ради этого поцелуя…
Да я бы жизнь заново прожил ради этого момента!

* Поняли, что забыли через неделю, когда жена стала волноваться и пришла на предприятие. Искали меня вертолетом три дня. Но меня в этом квадрате уже не было.